Злой угуландский колдун и крылатый ахтунг. Эмоциональный преступник
Тут перевод последних двух выпусков "Шрамов" завезли. Концовка слегка предсказуемая, но такая, какая и должна быть в такой истории. Один из самых жестоких комиксов, что я читал.
8 детонаторов из 10.
Каким чудовищем нужно стать, чтобы остановить другое чудовище?
"Шрамы" - это история о самой ужасающей моей вещи, которая только могла придти мне в голову. О смерти моей дочери.
И нет, даже о более худшем. О смерти, растянувшейся на очень долгое время. О нахождении взаперти, наедине с чудовищем. О безысходности. Ни малейшего шанса сбежать или выжить. О нахождении в постоянном и непрерывном страхе, растянувшемся до бесконечности и о смерти в боли, которую просто невозможно себе представить.
У Тома Уэйтса есть песня "Georgia Lee", которую я иногда ставлю, чтобы перенестись в разум Джона Кейна. А потом, после прослушивания песни, я сижу здесь, за своим столом, обдумывая идею похищения моей дочери Лилит (ей уже семь) чудовищем, и последующего ее обнаружения, несколько дней спустя, в четырех картонных коробках на улице.
Знаю, могу показаться малость поехавшим. Но от ужаса нет толку, если он не заставляет содрогнуться. Клайв Баркер хочет видеть чудовище. Гарт Эннис (комикс Preacher) хочет просто вздрогнуть. Джульет Стивенсон хочет погрузиться с головой во всеобъемлющее горе. Я хотел, чтобы в "Шрамах" все это было, но я не хотел быть беспристрастным инициатором происходящего, маячащим где-то на заднем плане. Я хотел испытать страх и передать его, иначе книга вышла бы совсем иной и была бы всего лишь очередной поделкой в криминальном жанре.
Надеюсь, некоторые моменты этой книги вывели вас из душевного равновесия. Потому что, знаете ли, я сижу тут и слушаю песню о мертвой девочке не забавы ради.
Уоррен Эллис
8 детонаторов из 10.
Каким чудовищем нужно стать, чтобы остановить другое чудовище?
"Шрамы" - это история о самой ужасающей моей вещи, которая только могла придти мне в голову. О смерти моей дочери.
И нет, даже о более худшем. О смерти, растянувшейся на очень долгое время. О нахождении взаперти, наедине с чудовищем. О безысходности. Ни малейшего шанса сбежать или выжить. О нахождении в постоянном и непрерывном страхе, растянувшемся до бесконечности и о смерти в боли, которую просто невозможно себе представить.
У Тома Уэйтса есть песня "Georgia Lee", которую я иногда ставлю, чтобы перенестись в разум Джона Кейна. А потом, после прослушивания песни, я сижу здесь, за своим столом, обдумывая идею похищения моей дочери Лилит (ей уже семь) чудовищем, и последующего ее обнаружения, несколько дней спустя, в четырех картонных коробках на улице.
Знаю, могу показаться малость поехавшим. Но от ужаса нет толку, если он не заставляет содрогнуться. Клайв Баркер хочет видеть чудовище. Гарт Эннис (комикс Preacher) хочет просто вздрогнуть. Джульет Стивенсон хочет погрузиться с головой во всеобъемлющее горе. Я хотел, чтобы в "Шрамах" все это было, но я не хотел быть беспристрастным инициатором происходящего, маячащим где-то на заднем плане. Я хотел испытать страх и передать его, иначе книга вышла бы совсем иной и была бы всего лишь очередной поделкой в криминальном жанре.
Надеюсь, некоторые моменты этой книги вывели вас из душевного равновесия. Потому что, знаете ли, я сижу тут и слушаю песню о мертвой девочке не забавы ради.
Уоррен Эллис